Акбузат. Башкирский народный эпос

БАШКИРСКИЙ НАРОДНЫЙ ЭПОС

А К Б У З А Т

 

BASHQORT KHALI'Q EPOSI'

A Q B U Z' A T

 

 

Академический перевод Хакимова А.И., Кидайш-Покровской Н.В. и Мирбадалевой А.С. Главный редактор серии «ЭПОС НАРОДОВ СССР» Петросян А.А.; составители тома Мирбадалева А.С., Сагитов М.М., Харисов А.И.; авторы комментария Мирбадалева А.С., Сагитов М.М.; башкирские тексты подготовили Сагитов М.М., Харисов А.И.; ответственный редактор Кидайш-Покровская Н.В., редактор издательства Янгаева А.А.

Материалы  в электронном виде предоставлены Муратовым Б.А.

 

См. Башкирский народный эпос. Москва, Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 1977, С. 317-473.

 

1. Говорят, давным-давно, когда у мальчика по имени Хаубен умер отец, и пропала мать, в пять-шесть лет он остался сиротой. А поскольку он был мал, и справляться с тяжёлой работой не мог, то жил тем, что ходил из дома в дом и со слезами выпрашивал еду, говорят.

 

2. Однажды вышел он в поле. Он радовался роднику на лужайке, словно озеру, кваканью лягушек, словно шуму свадьбы, дикому луку и щавелю, словно праздничному угощению. [И вот], когда он шёл, услыхал звуки курая* и направился в ту сторону, откуда доносились звуки; пробираясь через болота, он пошёл по долине к Идели*, говорят. Повстречал он, говорят, старика Тараула, который пас коров у бия* Иргиза. Старый Тараул спросил Хаубена о здоровье, всё ли благополучно [в его] краях. Говорят, Хаубен ему обо всём подробно рассказал, начиная от смерти отца до того, как исчезла его мать. Старик Тараул выслушал Хаубена и тяжело вздохнул: стало ему очень жалко его, говорят.

— И у меня жизнь тяжёлая, дитя моё, но когда вижу таких, как ты, сердце особенно сильно начинает ныть, — сказал он.

Долго сидел [старик], о чём-то думая, потом, говорят, начал готовить снасти для охоты.

— Пойдём, дитя моё, к озеру, может удастся щуку поймать, сказал он и, взяв, в одну руку петлю для ловли рыбы, а в другую — лук[1], повёл за собой Хаубена, говорят. По дороге старик Тараул рассказывал, говорят, Хаубену, о своём житье-бытье.

— Дитя моё, жена жадная у бия, за целый день всего одну чашку кислого молока да головку корота* даст; на такой           пище долго не протянешь. Вот я и хожу, из лука птиц стреляю, петлёй щук ловлю. Вечером, когда возвращаюсь, высаживаю на крючки лягушек, чтобы [ловить] сома. Если так не промышлять, трудно прожить, дитя моё, — сказал он, говорят.

 

3. Хаубен, идя за Тараулом, с любопытством разглядывал, говорят, снасти, что были в руках у старика, и сказал:

— Дедушка, если бы у меня был такой лук, я бы тоже научился стрелять птиц. Подстрелил бы птицу и не ходил бы, страдая от голода.

— Тараул ему ответил:

— Так бы оно и было,  — и долго шёл молча. Поскольку тот лук остался [у него от] отца Хаубена, старик подумал, уж не подозревает ли чего-нибудь мальчик.

— Дитя моё, твой покойный отец был хорошим охотником, метким стрелком. Помню у него, был хороший лук, теперь, наверное, его уж нет, — промолвил старик, говорят.

— Да, был у него лук. Люди говорили мне: “Когда умер твой отец, у матери ничего не осталось, что можно было обменять на холст для савана, бедняжка мать отдала лук отца и купила ему холста на саван”, — так ответил [Хаубен], а старик Тараул вытер навернувшиеся слёзы и сказал:

— Раз не было холста на саван, могла бы его похоронить, завернув в его же старьё, но, видно, хотела похоронить [мужа] как подобает. Что же ей оставалось делать? Ведь он был спутником её [жизни], с ним вместе она прожила долгие годы.

Хаубен сказал:

— Ох, дедушка, что об этом говорить! Что было, то было. Сказывают, когда умер отец, у матери ничего не оставалось, чтобы устроить поминки на третий, на седьмой и на сороковой день. И она, надеясь выпросить что-нибудь у людей, в слезах ушла из дома. С тех пор и не возвращалась, пропала. Я тогда маленьким был, поэтому не знаю, как всё произошло. Раз уж мать пропала, хоть бы лук остался! Я бы не ходил так, не зная, что делать; обучился бы охоте на птиц.

 

4. Когда произнёс он эти слова, старик Тараул долга молча шёл [о чём-то] раздумывая, говорят. Потом, вдруг решившись, остановился и сказал:

— Дитя моё, дожил я до шестидесяти лет. Ещё столько же мне не прожить. Ты ещё малое дитя. Хватит тебе маяться! На! Отдаю тебе этот лук — храни её как память. Никому не говори, у кого взял. Такого лука на всём Урале [ни у кого больше] нет, — и отдал лук Хаубену.

Хаубен от радости не знал, что и делать. Поблагодарил старика Тараула, говорят. Поймали они и сварили щуку, утолили голод и прилегли отдохнуть. Когда день склонился к вечеру, распрощались друг с другом и пошли в разные стороны.

 

5. Год от году, день ото дня рос Хаубен. Исполнилось ему семнадцать или восемнадцать лет. Начал он охотиться с луком.

Как-то однажды шёл он по берегу озера и увидел: плавает золотая утка. Не долго думая, он прицелился и подстрелил её, подплыл к утке и уже начал было подгонять её к берегу озера, как вдруг золотая утка заговорила человеческим языком.

 

6. Золотая утка, обращаясь к Хаубену, умоляла:

 

Егет, подстрелённая тобой дичь —

Не утка. Знай!

На озере плаваю, резвясь,

Славного падишаха Шульгена

Я любимая дочь.

О егет мой, егет!

Из озера не вытаскивай меня,

С родным домом не разлучай,

Не ввергай озеро в печаль!

Что потребуешь, то и дам,

Добра пожелаю тебе,

Скота захочешь, большие стада —

Всё тебе дам.

 

7. Хаубен, услыхав эти слова, доплыл до того места, где можно было ногами достать до дна, и остановился в удивлении, не зная, что и сказать. Поскольку утка всё молила его, Хаубен не вытащил её из воды и начал рассказывать о себе:

 

Отец мой мать всю жизнь

В лишениях провели,

В голоде вырос я;

Их обоих нет теперь —

С малых лет я остался сиротой,

Куда приткнуться, не знал,

В унижении я рос.

Сегодня на первой охоте [моей]

Удача ко мне пришла,

Я тебя не отпущу,

Хоть ты и пытаешься нырнуть.

 

8. Утка ответила ему так, говорят:

 

Дворец с гору Иремель*

Полон золота и камней,

Кони разных мастей

Пасутся в несметных табунах.

Одним дыханием своим

Способных горы-скалы в прах превратить,

Не поддающихся мечу

Батыров собрал у себя [отец].

 

У справедливого[2] падишаха — отца моего —

Есть любимый конь верховой,

Стоящий всех богатств [Земли],

В трудный час можно положиться на него,

Он предводитель всех табунов.

Если нет огня — он добудет огонь,

Если воды нет — он воду даст.

Через бескрайние моря

Может он птицей перелететь;

Грива у него белая, как шёлк,

Светло-серой масти он,

Круглые копыта у него,

[Ноги], как шило, [тонки],

Уши, как камыш, [торчат], бронзой

[отливают] глаза,

Веки белые [у него].

Шея крутая, поджарый он,

Как щука, крепко телом сбит,

Нос соколиный, ноздри широки,

Коренные зубы двойные, передние — совком[3],

Узкая морда, нижняя челюсть заострена,

Чёлка по обе стороны [лба] — вот он каков.

 

Дам я тебе этого Буза [-коня][4],

Ты на Урале своём,

А я в подводной стране

Будем счастливо жить.

 

9. Хаубен выслушал эти слова и, обратившись к утке, сказал:

 

Обманутый сладкими речами

С пустыми руками останусь я,

Того, что обещаешь, нет у тебя,

Своими речами не обманывай меня.

 

10. На это утка ответила ему так:

 

Сама я — падишаха дочь,

Стану ли обманывать тебя?

Богатства преходящие пожалев,

Предпочту ли на суше умереть?

Это озеро — мой дворец,

Каждый день купаюсь, птицей оборотясь;

Когда над землёй солнце взойдёт,

Радуюсь, плаваю, резвясь,

Егет, если ты меня возьмёшь,

Если выйду на сушу, погибну я;

Если домой меня принесёшь,

Всего лишь куском мяса стану я.

Егет, есть два выхода у тебя,

Выбери и остановись на одном.

А не сможешь выбрать одно,

Останешься ни с чем.

 

Егет, меня отпусти

И, не оборачиваясь, ступай вперёд!

Разномастными табунами

Выйдут лошади [из озера] — жди!

Коровы, которых время доить,

С мычанием выйдут без телят,

Не спеша выйдут овцы [затем],

С блеянием выйдут, без ягнят;

С шумом рассекая озерную [гладь],

Поднимая бурю на земле,

Выйдет Акбуз — покровитель всего скота,

Выйдет последним он,

Терпеливо дожидайся его.

По лбу погладишь его —

С тобою он заговорит.

Всё, что пожелаешь, желание твоё

Безотказно исполнит он.

 

На луке [его] золочённого седла

Повешена камча,

Украшенная кожей булгарской

Уздечка на его голове;

Потник и подпруга,

Скреплённые вместе,

Чтобы не соскочили [при езде],

Пригнаны к нему.

Если будет молодая трава,

Не спросится уйдёт

Туда, куда ему в голову взбредёт;

Если, [призывая его], сжечь его волосок,

[Тут же] явится к тебе.

Даже если исчезнет весь скот,

Конь Буз останется при тебе,

Будет другом твоим в пути,

Отважным будет в бою.

Отпусти ты [меня], егет, пойду

Всем дам свой наказ,

Я — красавица подводной страны,

И [только здесь] могу счастливо жить.

 

11. Хаубен, говорят, утке сказал так:

 

— Красавица, я выслушал тебя,

И я одну думу задумал:

Вместе пойдём вперёд,

Посмотрим как начнут выходить стада.

Коль говоришь: “Умру без воды”,

В сарык* я налью воды,

Оберегая от солнца тебя,

В тот сарык тебя посажу.

Если правду сказала [мне],

Тебя я освобожу,

Скажу: “Привольно живи”,

Пожелаю тебе добра.

 

12. Тогда утка ответила Хаубену, говорят:

 

Пока я в озеро не нырну,

На сушу не выйдет скот,

Не выйдет на мой зов,

Пока отцу обо всём не расскажу.

Если ты, егет, и возьмёшь меня,

Пользы не увидишь никакой:

Раз я не одета  в голубиный наряд,

Ночью не увидишь меня;

Любимой назвав, пожелав меня ласкать,

В объятиях своих не найдёшь.

Если выйду на сушу, поблекну я —

Красавицей меня не назовёшь.

 

Егет — [житель] земли — будет землю любить:

Ведь он земное существо[5],

А дева водяная вся

Из лучей и пламени создана.

Солнце тебя будет греть,

А меня как масло, растопит [оно].

Одна только капля, упавшая с меня,

Землю твою иссушит, как яд.

 

13.  Выслушав утку, Хаубен поверил ей и отпустил.  

Выйдя [из озера],  не оборачиваясь,  пошел,  говорят, вперед,  как научила  [его] утка. Как только он отошел немного, послышалось ржание лошадей,   блеяние овец, мычание коров. [Потом] вдруг подул ветер, буря поднялась. Хаубену трудно стало идти. Растерялся   он,   не знал, что и делать. Наконец не выдержал — оглянулся назад.  Посмотрел — глазам    своим  не поверил: из озера выходили стада, покрывая всю землю. Это был как раз тот миг, когда Акбузат показался по шею из воды.   Как только заметил Акбузат, что Хаубен  обернулся,  снова скрылся в озере. Животные, увидев,   что Акбузат нырнул, давя друг друга, все до единого тут же нырнули вслед за Акбузатом  в  озеро,  говорят.

 

14.  Буря утихла. Хаубен, не веря своим глазам, удивленный в раздумье стоял, говорят. Подошел к самому берегу озера, посмотрел, но было все пусто и очень тихо, говорят. Сел он на землю, подумал-поразмыслил и, раздосадованный, пошел [домой], говорят. Вернулся на яйляу*, а там все кибитки разворотило  бурей;  детвора,   старики,   старухи, женщины, девушки стояли, говорят, собравшись все вместе,   растерянно  переговариваясь. Опираясь на палку, перекинув через плечо свой длинный кнут, подошел к ним и давешний старик Тараул, говорят.

 

15.  Стал он спрашивать о своем разбредшемся стаде и рассказал:

—    Неподалеку от вас я пас свое стадо. Вдруг поднялась страшная буря. И животные, и я сам, не   помня,   где  стояли, обо   что   ударялись, разбежались кто куда. Вот я и оказался на вашем яйляу в поисках разбежавшейся   скотины.

Когда он рассказывал так, подоспел, говорят, и Хаубен. Хаубен постоял, прислушиваясь к словам старика, и как бы невзначай спросил старого  Тараула:

—    Дедушка, что же это за буря   была   неслыханная и невиданная до сей поры?

Старик Тараул ответил ему:

—    Да, брат, тайн здесь много. На нашем веку такой бури не было. О ней можно узнать  лишь  по  рассказам  стариков.  Рассказывали  так: давным-давно весь мир был затоплен водой. В то время, когда еще и наших предков не было, и Урал-гора еще не поднялась, и в этих краях не было ни одного живого существа о четырех   ногах,    когда жили только дивы   и правил водяной падишах,   явился [сюда] батыр  по имени  Урал  и пошел на них войной. Там, где проскакал его конь Акбуз, возникли Уральские горы. В тех местах, где он дивов уничтожал,   высохли воды и выступили горные хребты.   Когда  водяной падишах  начал проигрывать   битву,   он отыскал бездонный омут и нырнул в то озеро, что неподалеку от вас. Дна у того озера нет, оно сливается с большой подземной рекой. Поэтому Урал-батыр не смог схватить водяного падишаха. Того падишаха звали Шульгеном. Потому и озеро стали называть Шульген. Когда Урал-батыр умер, падишах Шульген велел похитить его Акбузата. Умерли и сыновья Урал-батыра, а водяной падишах время от времени выходил на [гору] Урал и скакал верхом на Акбузате. Рассказывали, когда Акбузат, выходя из озера, вспоминал своих батыров и, рванувшись, бил крыльями, от взмахов его крыльев поднималась буря, которая разрушала горы и скалы и все переворачивала вверх тормашками. [Вот] так рассказывали. «Не такая ли это была [и сейчас] буря?» — подумал я.

 

16. Хаубен убедился, что водяная девушка говорила правду. Ни старику Тараулу, ни кому другому он не стал рассказывать об увиденном. Подумал: «Еще рассердятся, скажут, что вот, мол, ходит здесь и без толку поднимает бурю».

Когда старик Тараул закончил говорить и хотел отправиться своей дорогой,  Хаубен остановил его.

—    Дедушка, кто ты такой? — спросил он его.

Когда старик Тараул сказал, кто он, Хаубен вспомнил его и спросил:

—    Дедушка, ты меня узнаешь?

Старик Тараул оглядел Хаубена с ног до головы и вздохнул:

—    Нет,   брат,   никак  не могу   вспомнить.   Глаза  [мои]  помутились, [ох], глаза мои! — Потом спросил: — Брат, раз так,  уйду,   хоть узнав, кто ты сам. Чей ты будешь? По виду ты как будто егет. Уж не  отпрыск ли [ты]   Сура-батыра?

 

17.  Хаубен рассказал старику обо всем, даже о том, как тот подарил ему лук. Тараул обнял Хаубена и сказал:

— Брат мой! Сура-батыр львом был, при нем водяной падишах не смел — и ногой ступить на землю. Сынок, сохранился ли ещё лук, который  я тебе дал?

—    Сохранился, дедушка, я берегу его пуще своей души. Вот этот лук! — сказал Хаубен и показал его Тараулу. Старик Тараул взял лук в руки, долго разглядывал его и поцеловал, говорят. Потом, отдавая лук Хаубену,   сказал  так:

 

18.  — Брат мой, когда я дарил его тебе, ты был еще дитя, и я тогда не открыл его тайны. Это лук твоего отца. Этот лук — память, оставшаяся от сыновей Урал-батыра. Только этого лука и боится водяной падишах. Крепко храни его, никому о нём не говори,— так сказал он и пошел своей дорогой. О золотой утке Хаубен не стал ему рассказывать, говорят.

 

19.  Долго подкарауливал Хаубен золотую утку.  Месяцы, годы прошли. Хаубен даже не раз ночевал на берегу озера, выслеживая ее, но так и не встретил. Много подстрелил он зверей и птиц. Каждый раз выделял долю старому Тараулу, ходил к нему, но все не рассказывал о золотой утке.

 

20.  Однажды,   когда  Хаубен   был у  Тараула, и  к слову  пришлось, он попросил старика рассказать о падишахе озера.

 Старик   Тараул   рассказал:

—    Я не знаю человека, который видел бы, как падишах выходит из озера. Однажды, когда я ходил по берегу озера, повстречалась мне одна женщина. Та женщина сказала: «В этом озере плавает золотая  утка.  Что это за утка?» И мы вдвоем подошли к озеру посмотреть. Утка, как только увидела нас, тут  же нырнула в воду   и исчезла. Я высматривал   утку и потом, но так ее и не увидел. Когда я еще раз встретился с той женщиной, она сказала: «После того случая утка не появляется. Сколько уж месяцев я слежу: каждый месяц в четырнадцатую ночь [из озера] выходят по ночам, наверное, дочери беса в облике голубей; они купаются, плещутся и смеются».  И  раньше такое рассказывали.

—    Что это за женщина? — спросил Хаубен.

Старик Тараул ответил:

—    За детьми Масем-хана, говорит,   смотрела;   когда его дочь пришла к этому озеру купаться, меня,   говорит, послали присматривать за ней. Дочь хана исчезла в мгновение ока. Поэтому хан приказал мне не возвращаться без его дочери, а если не найду [ее], повелел хоть умереть у озера с голоду, но никуда не отходить. С тех пор и брожу я здесь, страдая от голода,— так рассказывала мне эта женщина, плача кровавыми слезами. Теперь уж много лет прошло с тех пор.

 

21.  Все, что сказал старик Тараул, Хаубен хорошо запомнил и, расставшись с ним, стал ждать четырнадцатой ночи месяца.  Когда настала четырнадцатая ночь месяца, он пошел к берегу озера. Ночь безоблачная, тихая,   ничто   не   нарушает тишины. Недолго  лежал  [Хаубен]   притаившись — вдруг с одного берега озера послышался плеск купающихся. Подполз Хаубен поближе, посмотрел: не утка, но на золотом троне, распустив золотые косы, какая-то девушка сидит, волосы расчесывает;  вокруг нее, говорят, сизые голуби  резвятся.. Незаметно  подкрался Хаубен,  схватил девушку за волосы и накрутил их [на руку]. Девушка вздрогнула, голуби улетели, говорят. Хаубен, не выпуская волос девушки, сказал:

 

—    Красавица  облик  сменила —

Не уткой,  а девушкой стала.

 

Девушка  оказалась дочерью  падишаха  того  озера.

 

22.  Тут девушка  обратилась  к  Хаубену:

—    Как отыскал ты меня

В   полуночную   пору?

Ведь   сколько   охранников

Стоят  возле меня,  смотрят   [за  мной].

Егет,   выпусти  волосы мои,

Не отрывай меня от дел!

Голуби    улетели,

Понесли   весть   домой.

Если узнает об этом отец —

Не  сносить тебе  головы!

 

Хаубен   сказал  девушке:

 

—    Красавица,   назови  имя  свое —

Буду  с  гордостью  его  произносить!

А не то пойдем [со мной],

И станем вместе жить!

 

23. На   это  девушка   отвечала   ему:

 

—    Егет   мой,   не   шуми,

Не требуй, чтобы назвала имя свое.

Даже о том, что видел меня,

Не говори,  вернувшись, домой!

Егет, парой не стану тебе —

Не думай  жениться  на  мне:

Вся   я   создана   из   лучей,

Не заставляй меня страдать на земле.

Не  будет  равной сыну  земли

Девушка,   сотворенная   из   лучей;

Девушкам,   выросшим   во   дворцах,

Не пристало жить в степи.

Егет,  много не  говори!

Если придет мой отец, битву начнет,

Страну твою  повергнет  в  прах,

Уничтожит племя твое.

 

Услыхав это,  Хаубен сказал девушке так:

 

—    Долго разыскивал  я тебя,

Каждого   полнолуния   ждал.

Теперь, красавица, [тебя] не отпущу,

Хоть   горько  и   заплачешь  ты[6].

Пока  егетом  считаюсь  я,

Никого не устрашится моя душа,

Сердцем отважный  егет

Не   устрашится   хвастуна;

Даже если отец твой битву начнет,

Не собираюсь отступать.

 Есть у меня  страна, что Уралом  зовут,

 Которая не оставит меня одного.

 

 

24. Когда сказал так егет, девушка подумала: «Что же это за егет? Даже не испугался, когда я угрожала ему отцом!» Потом такие слова сказала Хаубену, говорят:

 

— Егет, называя батыром себя,

Говоришь так, будто можешь горы разбить.

Не знаешь ты дивов [тех],

Что стерегут страну моего отца.

В тот раз для тебя

[Табуны] коней я гнала.

Того, кто поведет коней за собой,—

Акбузата пообещала [тебе].

Кони ржали, выходя [из воды],

Блеяли овцы, мычали коровы —

Все они вместе собрались,

Устилая  [степь], словно ханские стада.

С ржанием  за ними вслед,

Огибая берега озера Шульген,

Устремился  и Акбузат,

Грозно бил копытами он,

Рвался вперед, рассекая озерную [гладь],

Тебя увидеть спешил;

От ветра, поднятого  крыльями его,

Горы Урала  задрожали.

Когда, не выдержав этого, батыр,

Ты на  спину упал,

Акбузат от обиды и стыда

Вернулся обратно домой.

Оседлавшему такого тулпара,

Собравшему дивов и пяриев*

И  все существа подводные

Держащему в руках —

Шульгену, падишаху озера,

Кто  ты, чтобы угрожать?

 

25. На эти слова девушки Хаубен ответил так, говорят:

 

— Если твой отец здесь хан,

Если дивов и пяриев всех

Вокруг себя он собрал,

Если Акбуза, тулпара, оседлав,

Ветры-бури поднимет он,

Сердце мое, как на осине лист,

От   страха   не   задрожит!

 

Если   твой  двенадцатиголовый  див

Огнем  опалит мою страну,

С Уралом войдет в раздор

И, обильно проливая кровь,

Битву начнет против моей страны,

Не устрашусь я отца твоего,

Даже если пустит в мое сердце стрелу!

 

От Сура-батыра я силу перенял,

В  роду  батыров  я  родился;

Поклялся   никому   не   позволять

Сирот   и   несчастных   обижать.

Красавица  моя,   не   гордись,

Думая,  что озеро Шульген  глубоко,

Что отец твой в стране — большой падишах

И  дивов   собрал   вокруг  себя.

Если слезы плачущих на Урале сирот

Потекут — озеро   будет,

Если [оно] могилы батыров снесет

И смоет их прах — пустыня будет.

Девушка,   живущая   в   воде,

Где тогда ты воду найдешь?

 

Если от праха обмелеет  [озеро] Шульген,

Двухголовые  дивы   его

Где  себе омут  найдут?

Опечаленный горем   людей,

Урал   мой,   раскинувшийся   широко,

Стремительная   моя   Идель,

Прозрачный   мой   Яик

Жизни   привольной

Не дадут твоему  отцу.

 

26. Девушка, услыхав от Хаубена такие слова, испугалась, говорят, и   ответила   ему   так:

 

— Егет, пусть, по-твоему, будет,

Дам клятву тебе —

Возьму тебя  в  свою  страну,

Туда,   где живет мой отец.

Не разжигая между нами кровавой войны,

Отдам тебе то,   что  пожелаешь ты.

 

Во   дворце   золотом

Постелю я пуховую  постель,

Что   пожелаешь  ты  взять,

Попроси — и   тебе  я   отдам.

Постранствуешь  по моей  стране,

Осмотришь   весь  дворец.

Если полюбишь меня, называя Наркас,

Останешься   во  дворце моем.

Если ж тебе не понравится у нас,

Не довольствуясь всем, что [у нас] есть:

Страной   Шульгена,   его   дворцом,

Девушкой-гурией по имени Наркас —

На тулпара Акбуза сядешь верхом

И сам, счастье в свои руки взяв,

Поскачешь  на  свой  Урал.

 

27. Хаубен, услыхав от девушки эти слова, узнал, что зовут ее Наркас. Чтобы убедиться, что Наркас не нарушит своего слова, он заставил ее поклясться еще раз. Потом они решили отправиться вдвоем к падишаху озера. Наркас велела ему закрыть глаза. Хаубен закрыл глаза. Потом она велела открыть глаза. Когда Хаубен открыл глаза, он стоял, говорят, в золотом дворце девушки. Хаубен погостил там несколько дней. Дворцовые девушки с пением угощали его, но Хаубен не мог ни есть, ни пить, говорят. Наркас, видя, что Хаубен грустит и не находит себе места, пошла к отцу, говорят; рассказала ему обо всем, что случилось с ней, от начала до конца.

— Озеро твое,  называемое Шульген,

С детства было обителью моей.

Я   играла,  резвилась в нем,

В горе не проливала слез.

До своих восемнадцати лет

Многих   охотников   встречала   я.

Хоть многие целились и стреляли в меня,

От всех увернулась я.

Когда  я  надевала золотой утки  наряд,

Не мог высмотреть меня сокол земной,

Даже   проворный   вечерний   ветерок

Не мог ласкать моих волос —

В  черноголовых камышах

Не  находил   прохода  себе.

И выдра, что   в  камышах живет,

Не  чуяла,  когда  купалась  я.

Но вот в последний раз

 

Меня подстрелили, когда обернулась уткой я,

Когда,   окунаясь   в   лунные   лучи,

Плавала  [в  озере],  поймали меня.

Если б вышла на берег — погибла бы я,

Твоим   именем   я   поклялась:

Не разжигать между  нами огня,

То,   что   понравится   батыру,

Отец,  не жалеть,   [все отдать].

Вот,  отец мой,  тот  батыр

У нас в гостях, во дворце у меня.

Раз нерушима  клятва моя[7],

Был он гостем моим втайне [от тебя].

 

Отец,  скажи теперь слово свое,

Достойное   клятвы   моей.

Меткий стрелок-батыр   перед   тобой.

То, что ему по душе,

Подари   из  сокровищ твоих.

Если  пожалеешь  своих  богатств,

Сама за него пойду, так думаю я.

 

28. Услыхав от дочери такие слова,   падишах очень удивился.  Раздумывая, как бы избавиться от этого егета, он сказал своей  дочери  так:

 

— Дочь моя,  то, что охотились на тебя в последний раз,

Оказалось не к добру.

Мужчина,   посмевший стрелять в [твой]   утиный   наряд»

Еще не рождался в моей стране.

Того, кто способен золотые волосы твои

В   сумерках   разглядеть,—

Такого зоркого живого существа, дочь моя,

Никогда еще не было [на земле].

Дочь моя, [давай] выход [такой] изберем —

Искромсаем  его  на  куски.

Дочь моя, если избавимся от  него,

[То] на берегах озера Шульген

Не будет мужчины,   который смог бы в тебя   стрелять,

Окрест не будет никого,

Кто  бы стал тебе  надоедать.

 

29.  Наркас,   услыхав  эти  жестокие слова  отца  о  Хаубене,   желая смягчить его сердце, сказала ему такие слова, говорят:

 

—    Отец мой,  этот егет

Явился,   поверив  мне.

Когда стрелял  он в меня,

Подумал,   что  утка  я.

Отец мой,  он  еще

Взял   в   руки  меня.

Тепло   его   рук

До сих пор у меня в груди.

Если прольется его кровь,

Знай,  мое тело судорога  сведет.

От ласковых слов, что он мне говорил,

Разорвется   сердце   мое.

Отец, оставь в покое его,

Не проливай его кровь.

За него весь Урал

Будет   тебе   мстить.

 

Он не требует многого [от тебя],

Не просит он трона твоего

И, прося сокровищ у тебя,

Не посягает на богатство твое.

Отец,  если  считаешь меня  ребенком  своим,

Не проливай крови его.

Погубив беззащитного егета [того],

Не наживай [дурной] славы себе.

Егету Буза-коня  [покажи],

Испытай удаль его —

Если сумеет Акбузата поймать,

Пусть на Урале славу найдет[8].

 

30.  Падишах, видя, как его умоляет дочь, долго думал, говорят. Потом собрал своих везиров, призвал двенадцатиголового дива по имени Кахкаха и попросил, говорят, совета у них. Кахкаха так посоветовал падишаху, говорят:

 

—    Если отдашь егету  Буза-коня,

Силу   упустишь   из   рук,

Конь Буз уйдет из твоих рук —

Собьешься со своего  пути.

 [Тогда]  твой  одноголовый  аждаха *

Бусинкой   покажется   ему,

Двухголовый твой   аждаха

С мешочек покажется ему,

Трехголовый твой   аждаха —

С  бурдюк  покажется  ему.

Кахкаха, что страну твою держит в руках,—

И он с барсука покажется ему.

Мой падишах, вот тебе совет:

Дворец твой полон девушек  земных,

Красивее собственной дочери твоей

Масем-хана   дочь.

Увидев ее, тот егет

Забудет  об Акбузате   [твоем],

Сказав:  «Беру  не раздумывая   [ее]!» —

Егет устремится  к ней.

 

31.  Падишах, приняв этот совет Кахкахи, решил,   говорят,  отправить Хаубена вместе с Наркас во дворец, в котором жили похищенные девушки. Тогда падишах подозвал к себе Наркас и сказал ей:

 

—    Дитя мое, пусть успокоится твоя душа!

Дам егету, то, что он пожелал,

Еще больше станет тебя уважать,

Если увидит сокровища  мои.

Поведи его во дворцы,

Пусть увидит девушек во дворцах

И, нисколько не стесняясь,

С девушками  поговорит.

 

32.  Наркас, услыхав это повеление отца,   решила  показать  Хаубену все дворцы.   Побывав во многих дворцах,   они прошли через большой сад и пошли к золотому дворцу. Когда они достигли  этого   дворца,   Наркас сказала   Хаубену:

 

—    В этом дворце есть славный тулпар

Буз, о котором я  говорила тебе;

Если, втянув воздух ноздрями, он заржет —

Смотри  ему   прямо  в   глаза;

Подойдет  поближе,  встанет на дыбы,

Спокойно стой  перед ним.

 Если захочет тебя лягнуть,

По крупу его погладь.

Если уши прижмет к голове,

Смейся, говоря: «Я батыр земли».

Потом,   когда  к тебе  подойдет,

Ласково погладь его по спине;

Вырви два волоса из  гривы его,

На руку себе намотай,

А два волоса из его хвоста

На ногу себе повяжи.

Сказав так, она открыла дворец и впустила его к Акбузату, говорят.

 

33. Акбузат, увидев Хаубена, встал на дыбы и, втянув ноздрями воздух, заржал, говорят. Хаубен не испугался его. Когда он пристально посмотрел в горящие бронзой глаза Акбузата, конь, мотая головой, отошел немного в сторону и стал бить передними ногами. Услышав удары копыт Акбузата, охранявшие его дивы стали спускаться с крыши дворца. Увидев, что дивы пришли к нему на помощь, Акбузат со всей яростью подскочил к Хаубену, замотал головой, хотел ударить его [передними] ногами, но Хаубен не отступил, пошел, говорят, навстречу ему. Так, Акбузат, не сумев испугать Хаубена, повернулся, намереваясь его лягнуть, но Хаубен ласково потрепал его по крупу. Так ничего не добившись, Акбузат, прижав уши, хотел было прыгнуть на Хаубена, но тот, глядя на него, сказал:

 

— Объездивший  не  одного  жеребца,

Я — батыр   с   Урала,   Хаубен;

Коней,   что не любят  батыров,

Я резал и мясо их съедал.  

Наркас,   неуязвимую для   стрелы,

Я — меткий  стрелок — подбил,

Страну под названием Урал

От  врагов  охраняю  я — Хаубен.

 

И тогда Акбузат присмирел, говорят. Увидев это, дивы один за другим начали выползать из дворца. Акбузат, увидев богатырство Хаубена и оставшись с ним наедине, подошел к Хаубену и склонил голову перед ним, говорят. Увидев это, Хаубен поверил всему, что говорила Наркас. Когда он выдернул волоски из гривы и хвоста Акбузата, конь, говорят, так ему сказал:

 

34.— Егет, если ты батыр земли,

Если  ты и  есть  Хаубен-батыр,

То среди круглокопытных табунов

Я   и  есть конь-тулпар.

 Грива моя  силу тебе даст,

Если меч в руки возьмешь;

Если подпалишь волос, [выдернутый] из моего хвоста,

Прискачу я к тебе, Конем твоим буду в бою.

 

35. Сказал так Акбузат и, признав Хаубена своим батыром, стал ласкаться к нему, прядая ушами, говорят. Потом Хаубен потрепал Акбузата по спине и ушел от него. Наркас ждала, когда Хаубен выйдет из дворца. Увидев, что он вышел целым и невредимым, она молча улыбнулась, выказывая свою радость, потом повела его к девушкам во дворец, говорят. Дойдя до ворот дворца, Наркас так рассказывала Хаубену об этом дворце, говорят:

 

— Полно будет девушек во дворце,

Много  красавиц  будет  [среди  них],

Всех  переберешь,  увидишь  [одну]

Лицом   светлее   луны,

Ямочки   на   обеих   щеках,

Черные   брови   вразлет,

Сквозь  длинные   ресницы  ее

Будут смотреть улыбающиеся  глаза;

Словно у сокола, ее: высокая грудь,

Волосы  в косы заплетены,

Сверкая   перламутром   зубов,

Нежно  будет  улыбаться  девушка   [та].

Талия ее [тонкая], как у пчелы,

Придется  по  сердцу тебе она,

Зовут   ту   девушку   Айхылу;

С Урала  похищена  она,

Дочь  Масем-хана   она.

Полюбишь   девушку — у   отца

Проси  ее,  он  [тебе]  ее отдаст.

На  Урал  ее  увезешь,

К  отцу  ее приведешь,

Хану зятем станешь ты.

Егет,   еще   не   забудь,

Тут есть  большая тайна  одна:

Как только выйдешь из этого дворца,

Одна  старуха  встретится тебе,

Станет   тебя   увещевать

Льстивой речью и лаской своей.

Не дай ей дотронуться до своей руки.

Не давай ей ноги вытереть тебе.

 Когда сделаешь так, как я говорю,

Выйдешь на берег озера ты,

Подпалишь волос из хвоста [коня] —

Без ветра и бури пред тобой

Предстанет   Акбузат.

 

36. Хаубен, услыхав от Наркас эти слова,  постоял немного в изумлении, а потом, посмотрев на нее, сказал:

 

— Тайну, что не открыла бы и отцу,

Ты, красавица, поведала мне,

Тайну,  что не доверила  бы стране,

Ты,   красавица,  доверила  мне.

Тайну   открыла  свою

По дружбе ли,  красавица?

Близким ли сочтя, полюбив ли меня,

Ты,  красавица,  решила меня испытать?

Вымолви   хоть  слово  одно,

Красавица,  не утаивай ничего.

А что, если я тебя полюблю?

Если  сердце другой  не  отдам?

Прекрасна  на  небе  луна

Оттого, что солнце ласкает ее лик;

Оттого, что лучами солнца освещен,

Цветок не дает себя целовать.

Если  и   лицо  Айхылу

Будет   улыбкой   освещено,

А душа лишена тепла,

То будет похожа она на луну.

 

Услыхав это, призадумалась Наркас,   потом сказала так, говорят:

 

37. — Егет,   последнее  мое  слово тебе:

Не стану твоей, ты это знай.

Батыру,  что живет на земле,

Отец  не отдаст меня,  прощай!

Егет у меня любимый есть,

Считаю его равным себе.

Тайны умеет, как мужчина, хранить —

Мне  на  деле  это  доказал.

Никогда  я  не  покину  его,

Другим  его не уступлю;

Имени его никогда не назову —

В своем сердце его сохраню[9].

 

Хаубен спорить не стал. Наркас ввела Хаубена к девушкам во дворец. Хаубен, войдя во дворец, бросил на них взгляд, расспросил девушек о житье-бытье. Айхылу из всех девушек выделялась, говорят. Она подошла, к Хаубену и сказала ему такие слова, говорят:

 

— По виду  своему,  мой егет,

Ты похож на егета с земли.

Как ты сумел одолеть колдовство

И явиться сюда?

Тех, что на Урале в раздолье [живут],

Нежных девушек  бросил   [ты].

Зачем же девушку с  поблекшим лицом

Разыскиваешь,   явившись сюда?

Или высохло [озеро] Шульген

И  умер  его  падишах?

Или от слез плачущих [людей]

На  земле образовались моря?

Или на Урале способные сесть на коня,

Любящие свою страну,  как жизнь,

Батыры   уже перевелись,

Превратившись в рыб?

 

А может быть, выросли батыры молодые,

И, искупавшись в реках

Пролитой на Урале крови егетов,

[В реках] молока, сцеженного

Горько плачущими матерями,

Львиные сердца обрели?

Ни дивов они не страшатся,

Ни в [озере] Шульген не тонут,

Ни водяного падишаха не боятся?

Может, сила [у них] в руках такая, что способна

Слезами омытому Уралу

Радость   принести?

 

38. Хаубен на эти слова Айхылу ответил так, говорят:

 

— Разве   в   озере   лягушачьем

Может батыр  утонуть?

[Тот, кто] жаден до еды[10],

Кто с вечера  погружается  в сон,

Кто  на  широких   просторах  Урала

Смешит   от   души

Девушек смешливых и без того,

Кто,   безобидную   утку   подстрелив,

Угощает  [всех] мясом ее,

[Кто] коня, который даже и детям покорен,

Поймав, садится на него верхом,

[Кто] ночью, срезая веревку у кирэгэ *,

Похищает девушек, чтобы их ласкать,

[Кто]   в  нелюдимом тихом  лесу

Скорбную  песню  поет

И   плачет,— батыр   ли   тот?

 

Если   красивые  девушки   Урала

Под водою  во дворце

В неволе кровавые слезы льют,

[Может ли] тот, кто не разобьет оковы их,

Сыном  Урала   быть?

Будет ли он опорой для страны?

 

Услыхав эти слова Хаубена, все девушки, заливаясь горькими слезами, окружили его, говорят. От жалости к ним у Хаубена выступили слезы на глазах, но он старался не показывать их девушкам. Потом Хаубен попрощался с девушками и вышел из дворца.

 

39. Как только он вышел, подошла к нему какая-то старуха и сказала так,   говорят:

 

— Егет, ты егетом оказался,

Побывал  на  озере Шульген,

Золотую утку  подстрелил,

Явился  к  хану во дворец,

Дочери    хана — красавице —

Ты, егет,  пришелся по душе,

Хотя дочь хана и любит тебя,

Но смущена из-за того, что у нее есть [другой]    егет.

Я   научу  хитрости  тебя,

Дай  мне  руку   свою —

[Тогда] развалишь одним пинком

Того егета дворец,

Девушку   себе   возьмешь.

Дай мне ногу твою  поцеловать —

Я  силы в тебя  волью.

 

 Хаубен не дал старухе руки, задумался, говорят. Долго он гадал, что» же тут правда: или то, что сказала о старухе Наркас, или то, что старуха говорит. Потом, намереваясь спросить у Айхылу о старухе, хотел было вернуться к Айхылу, но не смог открыть ворота [дворца], говорят. И все же он поступил так, как сказала Наркас: ни руки, ни ноги не подал старухе. Увидев, что он стал уходить, старуха сказала ему такие слова, говорят:

 

— Егет,  ты  храбрый,   оказывается,

Но  какой-то  непонятливый, оказывается:

С девушкой сравниваешь меня,

[С той],  что вся в шелках,

Что золотом увешана вся,

Жемчугами   украшена   [вся],

Которой не коснулся ни ветер, ни дождь,

Чьих ресниц не коснулась слеза,

Чье  сердце  печали   не  ведало.

С той, кто не считается с честью других,

Из-за которой они пролили озера слез,

С той, кто в этом радость находит,

Кто с [черной] землей равняет тебя,

А с солнцем равняет себя.

Румяные щеки мои

Иссохли так неспроста.

Хоть есть у тебя глаза на лице,

Нет, оказывается,  глаз у твоей души.

С той, что из золотой ложки ест,

В  пуховой постели  спит,

Резвится  среди  цветов,—

С девушкой этой сравниваешь меня?

Не поверив моим словам,

Счастье лишь наполовину получишь ты.

 

40. Хаубен долго думал  над этими  словами,   потом приблизился к: старухе   и   начал   расспрашивать   ее:

 

— Мать,  лицо и  [весь]  облик твой

Выдают   страдания   [твои].

Слова, идущие из глубины души,

Печаль  [твою]  выдают.

Я   одинок в этой стране,

Мать,  открой мне тайну  свою.

 

41.  Старуха  сказала  Хаубену,   говорят:

 

С  недоверчивым  тайной делиться —

Не грех ли на душу брать?

С трусливым мужчиной говорить —

Свою голову под обух подставлять!

Коль тебя за руку возьму — сердце

Само тебе расскажет [все] без слов;

Коль коснусь твоих ног — твой путь

Сам  откроется  для  тебя.

Но если словами расскажу обо всем,

Падишах   отрежет  мне   язык.

 

42.  Хаубен, глубоко задумавшись, стоял, не зная, что и делать. Тут показалась Наркас,  говорят.  Увидев ее, та старуха отошла  в сторону.

Наркас, подойдя к Хаубену, сказала так, говорят:

 

— Пойдем в ту сторону,  егет,

Отец мой ждет в гости тебя

В уединении в своем дворце.

Когда отец место предложит  [тебе],

Сядешь   справа   от   него;

Когда  отец питье предложит   [тебе],

Примешь   [его]   левой   рукой;

Когда отец еду поднесет,

Двумя   руками   [ее]   возьмешь;

Когда отец нож подаст,

В правую руку его возьмешь;

Когда отец улыбнется, взглянув на тебя,

Сощуришь правый глаз;

Когда отец вытянет ногу,

Будешь сидеть руки скрестив [на груди;]

Когда   поднимется   отец,

Приляг   на   правый   бок;

Когда отец возьмется за меч,

Ковыряй у  себя в зубах;

Когда отец руки протянет к тебе,

Откинься   назад;

Тогда   дворец   задрожит,

Но ты не бойся, улыбнись.

Если все это исполнишь ты,

То и ты и Айхылу

Окажетесь  на твоей  земле.

 

Хаубен согласился и, перебив Наркас, спросил:

В чем же секрет  здесь,

Можно ли  [у тебя]  спросить?

Или  в этом дворце

Издавна   обычай   такой?

 

43. Услыхав этот вопрос, Наркас изменилась в лице, пристально посмотрела на Хаубена и, обняв, поцеловала его. Из глаз ее слезы полились,  говорят.

Тут на Хаубена нашел сон, говорят. Когда же он открыл глаза, пробужденный падающими на лицо солнечными лучами, то перед ним не было ни Наркас, ни дворцов, говорят. Он подумал, не было ли все, что с ним приключилось, только сном? Потом посмотрел по сторонам и увидел, говорят, что недалеко от него, на берегу озера, стоит Акбузат, прядая ушами. Заметив, сидящую возле него Айхылу, Хаубен еще больше удивился. «Наркас, кажется, обиделась на меня и к отцу своему не повела. А как же эта девушка и Акбузат очутились здесь? Ведь не вызвал же я его, подпалив его волос!» Пока он так в растерянности соображал, к Хаубену подошел Акбузат и сказал:

 

44. — Если бы не расспрашивал Наркас,

Дворец шаха ты бы открыл,

Свергнув с престола его,

Падишахом бы озера стал,

С красавицей Наркас

Ты бы свадьбу сыграл.

Если  б руку  старухе подал,

Опознал бы свою мать;

Разрешил  бы ей ногу  поцеловать —

Узнал бы тайну гибели своего отца,

А с красавицей Айхылу

Разлучился   бы   навсегда.

 

45. Сильно подивился этому Хаубен. Не поняв, в чем дело, он стал расспрашивать Акбузата. Акбузат объяснил ему, говорят, так:

— Если ты муж, способный сесть на меня,

Будь   всегда   начеку[11],

Куда бы ни пошел, бдительным будь!

Разиней не будь!

Не думай, что у милой, которую любишь сейчас,

Душа открыта перед тобой.

Обидится — станет тебе чужой,

Ввергнет тебя  в  огонь.

 

46.  Айхылу,   услыхав   ответ  Акбузата,    сильно  опечалилась,  но   не подала виду ни Хаубену, ни Акбузату, говорят.   Хаубен,  поправив поводья, вскочил на Акбузата и подозвал к себе Айхылу.  Так вдвоем, верхом на Акбузате отправились они  во дворец   Масем-хана.   Подъехав к дворцу, Хаубен остановил коня и спросил Айхылу, говорят:

 

—    Вместе войдем или врозь?

Айхылу так ответила,  говорят:

—    Егет,  в  растерянности  я,

Не верю своим глазам,

Неужели   я   спасена?

Это не укладывается в голове;

Не знаю, как ответить мне

На  вопрос,   заданный  тобой.

Если отойду в сторону хоть на вершок,

Думая,  что враг снова захватит меня,

Устрашусь   я   за  себя.

Если скажу тебе: «Вместе пойдем»,

Боюсь,   подумают   про  тебя,

Что  ты  похититель   [мой].  .

 

47.  Хаубен   на   это   отвечал:

 

—    Пока  цела  моя   голова,

Не захватит снова тебя враг.

Если и вместе пойдем к твоему отцу,

Он не сможет нас обвинить.

И все же ты одна

Вернись к отцу и [обо всем] расскажи,

Пусть тебя  выслушает  отец,

Пусть узнает,  кто его  враг.

Если  хватит смелости у твоего отца,

Пусть   призовет  свою  страну

Против Шульгена  пойти  войной,

Отомстить ему  за все.

Я   сам  позднее  приду,

(Когда узнаю, на что решился твой отец,

Когда  он  батыров  в  поход соберет),

Чтобы отправиться на барымту *.

 

48.  После этого Айхылу  решила одна  вернуться во дворец   своего отца Масем-хана. Хаубен провел ее через горы, леса, через страшные реки и озера. Сам остался с Акбузатом. Едва он стал уславливаться с Акбузом о времени [их будущей) встречи, как конь сразу же понял мысли Хаубена и тут же исчез, говорят. Хаубен удивился этому и только хотел вызвать его назад, подпалив волос [коня], как Акбузат сам явился откуда-то, прихватив с собой старую одежду. Хаубен надел на себя эту одежду и, отпустив Акбузата, отправился вслед за Айхылу в страну Масем-хана.

 

49.  Когда Хаубен добрался до яйляу Масем-хана, [там так и]  кишел народ, словно муравейник. Сгрудившись там и тут, обсуждали случившееся. [Хаубен] подошел к людям, справился у них о здоровье, сам путником назвался. Послушал, о чем они говорят; узнал, что возвращение дочери хана — самая большая новость, которая у всех на языке. Он направился к толпе, что стояла у ханского дворца. В это время, говорят, люди увидели, как из дворца вышла женщина средних лет, и все бросились к ней, чтобы расспросить о ханской дочери. Женщина, говорят, ни слова не сказала, только махнула рукой: «Потом услышите, не буду рассказывать!» растолкала людей и пошла домой. Хаубен проследил, куда вошла эта женщина, и последовал за ней. Женщина не спеша, стала расспрашивать Хаубена, кто он такой и откуда. Хаубен назвался путником, идущим издалека, и попросился на ночлег, говорят. «Раз уж пришел прямо  сюда, переночуешь.  Куда же идти   чужому   человеку?» — ответила   женщина,   говорят.

 

50.  Только успел раздеться   Хаубен, как вошли девушки и женщины, старухи и старики, увидев, что хозяйка вернулась домой. Они засыпали ее вопросами: «Видела Айхылу? Похудела она? Не спросила, где она была?»

Хозяйка   ответила:

—    Видела   Айхылу,  но только поздоровалась с ней,  а расспросить обо  всем   не  успела.

Тут   девушки   стали   допытываться:

—    Почему не расспросила? Надо было узнать, что с ней случилось.

На это хозяйка сказала:

—    Только начала спрашивать, она сказала:   «Оставь, енге *!  Даже самой не верится, что вернулась... Пока   не пройдет два дня, ничего не смогу рассказывать», и я не стала настаивать. Только слышала, как хан говорил своим приближенным: «Слава Аллаху!  Благодаря   молитвам   и жертвоприношениям,  которые я сотворил, с помощью неведомых сил спаслось мое дитя. Оказывается, украл ее падишах Шульген!»

Тут один старик, который слушал женщину, понурив голову, сказал:

 

51.  —Это ничего, я-то уж подумал: не остался ли какой-то отпрыск от Сура-батыра и не взял ли ее в виде барымты* из мести за убийство отца. Раз спаслась и вернулась без войны и крови, надо радоваться. А то ведь Масем-хан поклялся до седьмого колена уничтожить   род Сура-батыра. Хозяйка к этому добавила:

—    Кого еще ищет из рода Сура-батыра [Масем-хан]? Ведь он захватил даже жену его, которая в лесу скиталась в поисках еды, и, связав, утопил ее в озере Шульген. Чего еще ему нужно?

 

52.  Тут  еще  одна  из  женщин  сказала:

—    И не говорите! Ничего бы не случилось, если бы, встретившись с .ханом, она не сказала, что приходится Сура-батыру женой.

Потом тот же старик сказал:

—    Вы не знаете. А я, когда бросали её в воду, стоял в стороне и |все] видел. Я-то знаю, как все происходило.

И женщины ответили:

— Нам-то что? Мы говорим то, что сами   слышали и знаем,— и прекратили   разговор,   говорят.

 

53.  Услыхав эти слова,  Хаубен   задумался:   «Неужели моих отца и :мать убил Масем-хан?» Увидев,  как при упоминании Сура-батыра все притихли, он, говорят, спросил того старика:

—    Дедушка, в этих краях был один   Сура-батыр   или их было два?

Старик ему ответил так:

—    Братец,   Сура-батыр,   который   был   славен   в   народе  и    берег честь народа, был один. Ни на Урале, ни вдали от Урала я не слыхал о другом человеке по имени Сура,  о котором можно было бы что-то рассказать. Перед тем как утопили жену Сура-батыра, я слышал как она, бедняжка, умоляла: «Сердце мое, дитя мое осталось! Из-за него душа моя изнывает. Знала, что вы убили мужа, поклялась не говорить об этом никому и пустила по стране слух,   будто он умер от болезни.   Хоть и тяжело мне было, вытерпела [все]; теперь меня-то хоть не убивайте!» Нет, не послушался хан, бросил ее в озеро. Узнав со слов женщины о ребенке, хан задумал было разыскать его, но ее яйляу откочевал с наших мест, и хан не смог отыскать ребенка. Мальчик ли был тот ребенок, девочка ли — этого я не знаю,— сказал старик, и Хаубен еще больше удивился. Он хотел эту тайну узнать до конца.

 

54. — Дедушка, а мне приходилось слышать, будто батыров по имени Сура должно быть двое. Рассказывают, что, когда умер один Сура-батыр, «го жена, не имея полотна на саван, выменяла лук батыра на саван. Не было у нее ничего, чтобы устроить и поминки по мужу на седьмой день. Тогда она ушла из дому скитаться по стране — с тех пор и пропала.

В ответ на это старик сказал, говорят, так:

— Братец, жена (Сура-батыра] исчезла так, как я рассказал. И смерть Сура-батыра произошла так, как я говорил. Только слух о том, будто лук выменяли  на саван,— пустой  разговор. Лук не продавался. Так говорят, чтобы хан не требовал ее. Жена батыра знала, у   кого этот лук.

 

55.  Хаубен   спросил:

—    Как же хан не взял лук, когда убил самого батыра?

На   это  старик   ответил:

—    Взял бы, да не нашел — не знал, где ее оставил батыр. Хан знает, что этот лук остался еще от Урал-батыра.   А   Сура-батыр вернулся тогда с охоты очень усталый и, отдав кремневку старику Тараулу с которым всегда вместе ходил на охоту, послал его [снова] поохотиться. Сам же решил отдохнуть, пока тот не вернется. В тот же день, оказывается, вышли на охоту и Масем-хан с Акбулат-бием. Старика Тараула я встретил по дороге. Потом завернул было к Сура [-батыру] проведать его, вижу: Масем-хан с Акбулатом, радуясь тому, что бог им дал на земле то, что надо было ждать с неба, убивают только что проснувшегося Сура [-батыра]. Потом слышу, договариваются, как быть: если, говорят, бросим [его тело] в воду, то народ не узнает, жив Сура-батыр или мертв, и, полагаясь на него, будет по-прежнему против нас. Пусть народ узнает о его гибели: позовем его жену и возьмем с нее клятву, что она распространит в народе слух, будто Сура умер от болезни. Услышав это, я отправился искать Тараула,  [но] не нашел его,  повернул обратно домой.

Уже после я узнал, как было с женой Сура. Что же она, бедняжка» могла сделать? Поступила так, как велели. Ох, Сура-батыр! Был он человеком, долгие годы воевал с Масем-ханом и Акбулатом и не отдавал им Урала. Когда он был жив, мужчины на Урале рыбой плавали в воде, птицей пели в лесах. Погубили батыра!

Тут Хаубен подумал: «Неужели и вправду та старуха, что встретилась мне [на дне] озера,— моя мать?»

 

56.  Хаубен не довольствуясь тем что услышал в этом ауле о своих отце и матери, побывал в окрестных аулах, расспрашивал [и там] об отце, о матери, и все говорили одно и то же. Хотел было Хаубен походить по аулам еще, но узнал, что Масем-хан уже разослал весть о большом туе*, и вернулся в яйляу хана, говорят.

Вернулся — и что же он видит, говорят: бии, аксакалы *, их сыновья, мурзы, гарцующие на аргамаках, на резвых рысаках, прогуливающие скакунов под уздцы, заполнили окрестности ханского яйляу. Кроме биев и тарханов * собралось, говорят,   много разного народу. На одной стороне майдана собрались, говорят, батыры, не имеющие ни коня, ни шубы, и старики. На другой — девушки, женщины, старухи, дети.

В центре майдана стояли, говорят, жены Масем-хана, три его дочери и зятья. Собравшиеся около них аксакалы,  бии, ожидая начала празднества, окружили хана. Борцы, ловко накрутив кушаки на руку, в волнении ходили взад и вперед; певцы, чтобы лучше звучал голос, пили сырые яйца; кураисты увлажняли водой кураи; всадники,   соблюдая строй, водили скакунов вокруг майдана. В это время Хаубен подошел, говорят, к майдану и внимательно оглядел всех. Но возле хана он не заметил девушки, похожей на Айхылу.

Вскоре, после того как не спеша собрался народ на майдане — говорят, в окружении множества дворцовых девушек появилась Айхылу. Увидев ее красивое лицо, все юноши безмолвно уставились на нее. Масем-хан, выйдя на середину майдана, сказал так, говорят:

 

57. — Во славу страны на майдан всех я собрал,

Большая  радость  [у меня]:

Дивом  похищенная моя дочь

Милостью   божьей   освобождена.

Словно в ночь перед праздником святым,

Душа  моя  радостью   полна —

Вернулась  живой-здоровой  моя  дочь.

Дал   я  Богу   обет:

Тот,   кто мой трон защитит,

Тот,  кто счастье моё отстоит,

Кто  Шульгену  отомстит,

Этого   дива   убьет,

Отсечет ему голову и [сюда] принесет,—

[Такому] батыру отдам я свою дочь.

 

58.  Услыхав эти слова хана, батыры, не смея произнести ни одного слова, стояли задумавшись,  говорят. Потом Акбулат-бий,  глядя на Айхылу,   сказал:

—    Айхылу моя,  расскажи

Все, что приключилось с тобой,

Пусть узнают  батыры,  пришедшие  [сюда],

Как  осталась ты в живых.

 

59.  И Айхылу  рассказала так,   говорят:

 

—    Однажды в  поле  выехала  я

На   резвом   караковом   рысаке,

Все   девушки   из   дворца

Последовали   за   мной.

Когда веселились [мы] на лугу,

Возле  озера  Шульген

Собирали   букеты  цветов,

Вот  что  я  увидела   возле себя:

Медведем назвать — шерсть дыбом на нем,

Волком  бы назвать — [волка]  крупней.

Без   страха   кинулось   оно.

Схватило  лапой  меня,

От   ужаса   я

Растерялась, не знала, как поступить.

Тут   я   лишилась  чувств,

Помертвело   тело   мое.

Когда  открыла  глаза —

Девушки   стоят   возле   меня,

Стоят,   от  страха  оторопев,

Безмолвные,   перепуганные   [все].

Лица у них пожелтели, словно медь,

Радость  исчезла  с  их  лиц:

Все похищены,  как  и   я,

С родной землей разлучены.

С ними познакомилась я,

Спросила,   из  каких  они  стран.

 

60. Потом  подошла  старуха  одна —

Все в морщинах у нее лицо.

Мы   все   толпой

Вокруг  нее  собрались.

Поначалу  она у  всех

Спросила,   из  каких  мы  краев.

О   роде-племени   своем

Все  рассказали мы ей.

 

И старуха сама подробно

Поведала  о  своих делах: «Муж мой из славного на Урале

Рода   богатырей.

А   кто  он — это  вам,

Наверное, известно по имени его.

(О том как он умер, не скажу,

Будет горько одной из вас).

 

Не уступавшим хану дорогу

Мужем   был  Сура-батыр.

Прицелится,   выстрелит — не   промахнется:

В меткости он не уступал никому.

[Как-то] заснул он мертвым сном,

И,  когда он спал один,

Жаждавший крови враг

Спящим его  нашел,

В  сердце ему  вонзил  стрелу.

 

Чтобы я шума не подняла в стране,

Заставили меня [о молчании] клятву дать;

 А теперь вот и меня

В воду  бросил  [тот враг],

Тут же проглотил меня какой-то зверь.

Пасть у  него была так велика,

Что ни одним зубом меня не задел.

Приплыв в свое логово,  [меня]  изрыгнул.

 

«Выходи   скорее,— сказал,—

Ты куда  надо  пришла,

Другого  пути у тебя нет,— сказал.—

Когда еще был в живых

Твой муж, он в меня однажды стрелял.

Сказав:  „Шкуру с тебя сдеру",

Выхватил   он   свой   нож.

 

Тогда  я стал  его умолять,

Просил  его:   “Отпусти меня!” —

Плакал кровавыми слезами, и сжалился он.

Нож свой в ход не пустил.

Сказал мне: «С детства ты в рабстве жил,

Разлученный с матерью и  отцом,

Язык и  обычаи свои  позабыл —

Жалкое ты,  оказывается,  существо".

 

Хоть   я  и   батыр  Шульгена,

Хоть именуют   [меня]   Кахкахой,

Повелению   падишаха   покорный,

Рыскать   по   Уралу   выхожу,

Кого  ни увижу,   пожираю  [всех],

Но с того дня понял я,

Что несчастный пищей не станет мне,

Если даже от голода будет разрываться душа.

 

Вот явилась ты в эту страну,

На долгие годы останешься здесь,

Озеро Шульген — такое оно:

Кровавые  слезы,   пролитые   [людьми],

Стекались  в месте одном

Постепенно,   и   однажды

 

[Озеро] образовалось из [этих] слез.

Владеющий троном его падишах

От рождения бием был.

Выстроены эти дворцы

Из  костей    зарезанных   [людей];

Сады,  что окружают дворец,

Цветы,   что  украшают  их.

Кровью орошены»—

 

О том, что рассказал ей [зверь],

Так поведала старуха  нам.

Тот,   кто   [старуху]   схватил,

И тот, кто похитил меня,

Я узнала, был одним и тем же [существом]:

 

 

61. Потом  явился   один  егет,

«С  Урала  я», — он  сказал.

Осматривал он дворец

И  там   встретил   меня.

После ухода его немного времени прошло,

 

Внезапно смежил мне веки сон.

А   очнувшись   ото   сна,

Почувствовала я,  что в поле лежу.

Вздрогнув,  на ноги вскочила я,

Огляделась  по  сторонам,

Не веря собственным глазам,

Осматривала   [все]   вокруг:

Голубея  в тумане,

Вздымаясь   к   облакам,

Передо мною предстал  Урал.

Словно  коварный   глаз,

Сквозь   ресницы  улыбающийся,

Проглядывает   сквозь   камыши

[Озеро]  Шульген  близ  меня.

Травы  на  лугу

Утопают  в  цветах,

По  лесам  и  горам

Разливается   пение  птиц.

Проворный   свежий ветерок

Треплет  волосы мне.

 

Как увидела все это я,

Радостью  переполнилось  сердце  мое.

Когда с места  вскочила  я,

Увидела    [вдруг]:

Неподалеку   от  меня

Сидит  какой-то егет.

Сердце   забилось   мое,

Удержаться   не   смогла,

Поближе  к  нему   подошла.

Егет  был  светел  лицом,

Посмотрела пристальней  [на него] —

Оказывается,  это тот самый егет!

 

Как перед батыром,  готовым в бой поскакать,.

 Перед ним стоял тулпар Акбуз:

Седло  в   золоте  и   серебре;

[Из кожи] булгарской подпруга на нем,

Украшенный  жемчугом  чепрак

С тисненой  кожей  по  краям,

С застежками из кожи оленьей.

Стремена из  серебра,

Из  золота  лука  седла,

Украшенная    сердоликом;

На   луке   змеится   плеть,

 

Приторочен   к  седлу   хурджун;

Сафьяном, отделанный по краям

Нагрудник   на   коне,

Подхвостник  на  крупе его,

Из шелка недоуздок сплетен,

Уздечка с удилами двойными,

Поводья к луке прикреплены;

 

Грива крутая, жесткая шерсть.

Спина, как у щуки, поджарый он,

Ребра гладкие, ноги, как у зайца,  [длинны],

Круглые копыта, морда заострена,

Уши — словно   камыши,   ноздри   широки,

Грудь — как у сокола, медью [отливают] глаза,

Шея петушиная, челка по обе стороны [лба],

Нижняя челюсть заострена,  губы сжал.

Таков [был] с виду этот конь.

 

Сам советы егету дает,

Разговаривает   человеческим   языком.

 

Вот этот егет меня

Вызволил  из дворца.

Не сказал, что в жены меня возьмет,

На   честь  мою   не   посягал,

Он  меня  отправил   в   путь,

Хоть и звала [к себе] во дворец,

К нам он не пришел.

 

62. Когда девушка рассказала это, все очень удивились, говорят. Поднялся шум, все говорили, что это, наверное, был Хызыр-пророк*, потому что человеку разве под силу такое?

Тогда  Масем-хан   сказал:

 

— Вот тебе яблоко, дочь моя,

Батыра  выбери  себе.

Батыр, согласившийся с условием моим,

Возьмет яблоко из твоих рук

И старуху,  которую видела ты,

Доставит  [сюда] из [озера] Шульген —

 

и послал свою дочь к батырам, что были на майдане.

 

63.  Айхылу обошла [всех] батыров, но ни один из них не осмелился, говорят, взять яблоко. Потом Масем-хан дал батырам подумать до завтрашнего дня, говорят. Как только разошелся народ, удалился Хаубен и неподалеку  от  яйляу  призвал Акбузата,  подпалив волос  [из  его  гривы]. Хаубен повелел Акбузату привести к завтрашнему дню на майдан старуху, что живет в озере. Акбуз сказал:

—    Без боя ничего у Шульгена не возьмешь.

Тогда, сев на Акбузата, Хаубен отправился на озеро Шульген, говорят. Когда они приблизились к озеру, [обитатели его] услышали стук копыт Акбузата и подняли шум. Акбузат сказал:

—    Это дочь падишаха со своей охраной на поверхность озера вышла, но, почуяв нас, скрылась. Я переплыву озеро — от берега до берега, ты же, размахивая мечом, рассекай воду. Там, где мы проскачем, образуется суша, которая перережет озеро. Озеро падишаха разделится на мелкие   части, потом, не выдержав, выйдет дочь падишаха. Что потребуешь — все тебе даст. Только смотри, сиди [на мне] крепко.

 

64.  Хаубен сделал так, как сказал Акбузат. Когда озеро было разделено на мелкие части, не выдержав, вынырнула из озера Наркас и с мольбой обратилась к  Хаубену:

 

— О егет мой, с целью какой

Ты пришел сюда воевать?

Акбузата, не пожалев,

Тебе в награду отдала.

Рассек своим мечом,

Как лапшу,  озеро мое,

Островками   его   разделив,

Преградил дорогу мне.

Разлучив  с  Кахкахой,

В одиночестве оставил моего отца.

Озеро обмелеет, разделенное сушей,

Что я буду делать тогда?

Песком  засыплет дно,

Илом  затянется  оно,

Разведется  много моллюсков;

Решив: «Мы тоже, как лягушки, будем [жить]»,

Ракушки   раздолье   найдут.

Егет,   что  хочешь проси, Только меня  не  губи!

 

65. Хаубен так  ответил  Наркас,   говорят:

 

— Слезами  переполнено  озеро твое,

Не уйду,  пока не обмелеет оно.

Родникам,   бьющим из земли,

Не позволю в озеро течь.

Отцу твоему,  что чудовища страшней,.

Не дам себя одолеть;

Кахкаха — сын    земли,

Его я не оставлю здесь;

Сама ты — красавица, рожденная в воде,

Тебя  я не оторву  от  воды.

Иди сейчас же домой, скажи своему отцу:

Пусть взвалит на себя свой венец,

Не теряя украшений с венца,

Пусть  закроет  им  спину  свою.

 

А   Кахкахе  скажи:

Пусть  в   озере  не  лежит

В ожидании кровавых слез

И  не жиреет  от сна,

Пусть девушек не держит в плену,

Не  пугает   всех  людей   [тем],

Что слава страшная о нем.

Пусть не угрожает  никому,

Пусть выведет за собой дивов всех,

Что бежали  [с ним] с земли,

Пусть   большое  стойло  в  скале

Для   Акбузата   выдолбит   он.

Болотистому  озеру,  в котором сам живет,

Пусть  русло проложит  под землей;

 

А сделав все это,   Кахкаха

Пусть превратится в ненавистную для людей,

Крылатую птицу

С ногами,   как у  мышей,

С   боящейся   солнца   душой.

 

Дивы,   пьющие   кровь,

Останутся  без рук и без ног;

Будут жить  они  в  камышах,

Будут   с   палец   величиной.

Плавая,   словно   змеи,

Будут   извиваться   они.

Озеро покой обретет,

Многим  станет  жильем.

И  все там будут жить,

Пару   себе   найдут.

 

Девушки,  что во дворце,

Пусть  на  свободу  уйдут,

Пусть   в   довольстве  живут.

Старуха  с морщинистым  лицом

Пусть тоже в озере не живет,

Пусть   в  последние  дни   свои

Подышит   воздухом   родной  страны!

 

66.  Выслушав эти слова,  Наркас отправилась домой к отцу, говорят. Хаубен сошел с коня, подождал немного.   Видит — перед ним та самая старуха. Хотел было порасспросить старуху, но Акбузат остановил его, говорят. Потом Хаубен в мгновение ока доставил старуху в аул, где устраивали майдан, и отпустил коня. Сам опять переночевал там, где и в первый   раз,   говорят.

Наутро люди на яйляу встали рано и принялись за свои дела. Женщины подоили коров и проводили на пастбище скот. Когда солнце поднялось на длину копья[12], вернулся табун лошадей. Привязав жеребят, [женщины] подоили кобылиц. Весь народ снова собрался на майдан, говорят.

 

67.  Когда открыли майдан,   Масем-хан   вновь напомнил батырам  о своем наказе вернуть старуху из озера Шульген. Батыры молчали. Тут старуха сама,  говорят, вышла вперед и сказала:

— Мой хан, не мучай батыров, заставляя их искать меня. Бог вызволил   меня.

Все были удивлены, показали старуху девушке, говорят. Девушка узнала старуху, говорят. Хан тут же подозвал палача и тихо, чтобы не слышал народ, приказал отрубить старухе голову. Видя, что палач уводит старуху, не дав ей и слова молвить, собравшиеся из окрестных мест люди и батыры стали просить, чтобы старухе разрешили обо всем рассказать. Хан не разрешил. Тогда Хаубен, одетый в ветхое старье, встал перед ханом и сказал,    говорят:

 

68. — О,  великий  хан,   великий   хан,

Выслушаем, что скажет старуха [нам]!

О том, какой егет ее спас,

Я  расскажу  потом.

 

Тут Масем-хан сказал:

 

—    Прошлой ночью  я созвал

Шейхов святых со всей страны;

Бога  единого  просили  мы,

Чтобы   та   старуха   пришла.

 

Ради  всех святых

Просьба моя  была принята:

Бог Хызыру повелел

Выполнить  желание мое.

Если  праведна моя мысль,

Кто противиться может ей?

 

Но шейхи сказали так:

«Пусть старуха не будет на пиру

И перед народом не  раскроет того,

Как вызволил  ее Бог.

Поведут   ее   в   дом,

Станут   там   угощать,

А когда немного  [здесь]  погостит,

Снова отведут ее в (озеро] Шульген».

 

69. Старуха повиновалась словам хана, и пошла было за палачом, но тут ее остановил Хаубен и, подойдя к хану, сказал так, говорят:

—    На  Урале  был  батыр

По имени Сура,   говорят.

Приказам   ханов   и   биев

Не  повиновался  он,   говорят.

 

Однажды  Сура-батыр

На   охоту   пошел,

Не мог он  вернуться

В свой дом на ночлег —

Мертвый сон  [в пути]  его одолел,

И прилег он поспать;

Подвернулся  тут   хан-злодей,

В  сердце ему  стрелу  вонзил.

 

Немного   времени   спустя

Исчезла  и   батыра  жена.

Сын  их,   по  имени  Хаубен,

Остался на свете один,

Никого не было у него в родном краю,

Кто  бы его  приютил.

Хоть пас он телят [у людей],

Не  сроднился   ни  с  кем.

 

Однажды Хаубен отправился [в путь], говорят,

Много дорог  исходил,   говорят.

Долго   скитался,   говорят,

И   повстречал   одного   старика.

Тот  старик  расспросил  его

И, узнав о его судьбе, его пожалел.

Лук, что держал в руках,

Не сказав ни слова, [ни о чем] не расспросив,

Отдал ему со словами:  «На,  сынок!»,  говорят.

 

(Старик тот  ничего  не  имел,

Был одним из многих бедняков,

У  Иргиз-бия  пас скот,

А имя его было Тараул.)

 

Хаубен,   лук   получив,

Стал   охотиться,   говорят;

Прославился   меткостью   своей,

А  отвагой  и  силой своей

И   Яика,  и Сура-батыра,

И Туклэса вместе с Алмасом —

Всех   он   превзошел.

Непобедимого   Шульгена

С первого раза он победил;

[Коня]   Шульгена — резвого   Акбузата,

Девушек,   похищенных   им,—

Всех до  единой  освободил;

И  спасителем этой старухи

Не Хызыр  был,  а тот егет.

 

Прошлой  ночью  он   начал   бой

Против  хана озера Шульген,

Озеро это сделал с конский глаз,

На мелкие  доли  его  разделил.

Выдолбить   скалу,

Что неподалеку от [озера] Шульген,

 

И для коня своего

Дива  заставил  построить  дворец.

Падишаха   в   черепаху   превратил.

Дивов — в   летучих   мышей,

Проклятых   грабителей   страны

Всех  уничтожил   он.

Сегодня  снова  верхом  на   коне

Разыскивает  отца  и  мать,   говорят;

Чтобы месть  свершить  за  отца,

 Отплатить кровью за кровь,

Против хана-убийцы одного

Хочет   начать   войну,   говорят.

 

70.  Сказав так,  Хаубен обратился к народу,   собравшемуся на майдане:

—    По ее словам,  похоже,  что  эта  старуха — мать  Хаубена.  Если усомнитесь, не поверите мне и не дадите   высказаться этой  старухе, то окажетесь ротозеями, а старуха больше не появится.

Не знали люди, что и делать. А Масем-хан, услыхав эти слова, стал советоваться с окружившими его биями. Потом подозвал к себе Хаубена и сказал ему,   говорят:

—    Если то, что ты сказал, окажется неправдой, отрублю тебе голову.

Хаубен   согласился   с   этим,   говорят.

 

71.  Пока люди Масем-хана садились на коней, Хаубен отошел в сторону и, скрывшись от всех, подпалив [конский] волос, Акбузата призвал. Акбузат явился в мгновение ока. Хаубен спросил у Акбузата о том, как идут дела, облачился в боевые доспехи, сел верхом на коня и выехал на майдан, говорят. Увидев его, народ удивился, говорят: «Кто это? Что за человек?» Как только Хаубен подъехал, Айхылу со старухой, узнав Акбузата, тотчас признали егета, который их спас, и, обняв его ноги   в   стременах, сказали: «Это он — тот егет!» — и заплакали, говорят. Тогда Хаубен сошел с коня и обнял старуху, потом снова сел на коня, подъехал к хану и сказал ему так, говорят:

 

72. — Обращаюсь   к   тебе,   Масем-хан,

Есть у меня к тебе вопрос:

К батыру  по имени Сура

За что ты имел кровную месть?

На  Шульгена,   похитившего твою  дочь,

Разве  совершал  ты  набег?

Если   правдивый   ответ

Дашь мне на это, не таясь,

То я тоже о помыслах своих

Все   тебе   расскажу.

 

73. Масем-хан  ответил  на это  Хаубену:

— Чтобы пролить кровь Суры,

Не было у меня причин для карымты*.

Не угонял он мой скот —

Не было у меня причин для барымты.

А Шульген на меня зол вот за что:

Как-то я озеро его ядом отравил,

Камыши подпалил,

На   его   страну   я   посягнул.

 

74. Тут   Хаубен   сказал   хану:

 

— С детства, оставшийся без матери и отца,

Испытавший   горечь   слез,

Я — батыр,   повидавший

Все, что есть на земле,

И то,  что  под землей.

Если даже ульи  разобьют,

Если даже задерут корову и съедят,

Если даже передушат  стада  овец,

Истребят уток и  гусей

Косолапый   медведь,

С острым глазом волк

И  лисица  с  пушистым  хвостом,

Резвящаяся  возле скал,—

Считая  злодеями  их,   опустошающими  страну,

Ненасытными тварями их назвав,

Свою смертоносную  стрелу

В  ярости  я в них не пускал:

 

По  Уралу   странствовал   я,

Думая о том, кто же враг [моей] страны?

Того, кто без причины проливает кровь,.

Кто убивает батыров страны,

Оставляя  вдовами   их  жен;

[Кто],   не  жалея   их  детей,

Делает   горькими   сиротами   их;

Того,  кто слабых девушек и  жен

В   воду   бросает,   связав;

Кто,  среди народа живя,

Кровь  проливает,   затевая  войну;

 

Кто   опозорил   честь   страны,

Возвысил свой род и  ханом стал;

Кто много добра у народа отнял,

Заставляя   его   молчать;

Кто о двух ногах, с круглой головой —

Это тот, кого пронзит моя меткая стрела,

Кого я считаю своим кровным врагом.

Врага,   которого   я   отыскал,

За кем охочусь я,  чтоб подстрелить,—

Это Масем-хан, стоящий передо мной,

Вот  он  один  из  тех;

 

Он  бросил  яд в озеро Шульген —

И  всех,  кто  поблизости  живет,

Истребил   [или]   оставил   без  скота;

Он — с  острым  глазом  волк,

Он — медведь,   без   причины

Проливший   кровь   Суры;

Он — див,  держащий  в  руках

Батыра   Идели   Кыпсака *,

Батыра с Иремели   Катая*,

Батыра  с  Яика Туклэса,

Батыра  Тамьяна  из  Туры,

Из   степей   Ирендыка *,

Юрматы с  Нугуша*,

Батыра Табына *  с Узена *.

 

На Акбузата я сел верхом,

За  кровь  этих батыров

Я   пришел   отомстить.

Тому, кто в рабов мужей страны обратил,

Кто вдовами сделал их жен,—

Злодею   по   имени  Масем

В  память о них [обо всех]

Я   пришел   отомстить.

 

75. Сказал так [Хаубен] и отрубил хану голову, говорят. Всех людей, бывших у Масем-хана рабами, он освободил, говорят. Видя силу и отвагу Хаубена, Все подошли к нему и стали делиться с ним своими горестями. Люди ему сказали так,   говорят:

 

— Лев  [нашей]  страны!

Ты  освободил   людей

От   злодея-хана,

Державшего их в рабстве столько лет,

Силой   заставившего   подчиняться   себе.

Были  мужчины у   нас,

Достойные твоими  соратниками   быть,

Стоять с тобой плечо  к  плечу,—

Всех  коварный Масем-хан

Со   страной   своей   разлучил,

Вдовами   оставил   их   жен.

Если   их  возвратишь,

Будешь  самым  первым  в  стране.

Для   плачущих  кровавыми   слезами   сирот

Ты   станешь   отцом.

 

76.  Хаубен дал   слово   разыскать и  вернуть этих   батыров и, расспросив подробно [о них] у людей, отправился на поиски. Ехал он, ехал и встретил  большую птицу. Приблизился  к ней.  Птица не могла летать, говорят. Тут птица заговорила, стала рассказывать, говорят:

—    Сидела я на горе; кони Масем-хана при виде   меня  испугались. Тогда хан велел подстрелить меня и, изрезав мне крылья, сбросить со скалы. Долго я лежала, не в силах передвигаться. Хоть раны от стрел и зажили, но крылья стали непригодными для. полета. Бот теперь и сижу здесь горюя. Птенцы мои, наверно, от голода страдают. Егет, помоги мне, смажь мои раны пеной изо рта своего коня, чтобы зажили мои крылья,— так, говорят,  сказала  эта  птица.

 

77.  Хаубен смазал ей крылья пеной изо рта Акбузата, и крылья у птицы зажили,  говорят.  Тогда сказала  птица:

—    Егет, чем отплачу тебе за твою помощь? Какую я смогу оказать тебе помощь? Всю жизнь я была горемычной птицей, терпевшей муки от Масем-хана и от дивов Шульгена. Не смогла птенцов своих вырастить. Я такая птица: тому, кто коня не имеет, конем становлюсь, у кого спутника нет — спутником   становлюсь.

—    Чем же ты смогла бы мне помочь? — спросил  [Хаубен].

Птица ответила ему,  говорят:

—    Не только [в благодарность] за себя должна я помочь тебе, но и за то, что ты освободил соловьев, запертых во дворце Масема, пленных девушек во дворце Шульгена и приумножил   число   певчих птиц на моем Урале.

—    Откуда ты знаешь об этом? — спросил Хаубен.

Птица    сказала:

—    Те девушки, что были во дворце у Шульгена,— мои дети. Они вернулись и принесли мне [о том] радостную весть.

—    Ты — птица!     А   почему   же   те   девушки    имеют   человеческий облик? — спросил   Хаубен.

На  это  птица  ответила,   говорят:

—    Да, они — люди.  И я была человеком, но превратилась в птицу.

 

78.  Хаубен начал расспрашивать у птицы, какая тут кроется тайна. Птица,  говорят,  подробно рассказала ему,  в чем дело:

—    Раньше в этих местах жил только   один водяной падишах.  Урал-батыр, явившись сюда со своими сыновьями Иделем, Хакмаром*, Нугушем и Яиком, начал битву против водяного падишаха. Когда они пришли сюда, здесь повсюду была лишь голубая вода. Они сражались, пустив коней вплавь. 

Там,  где проплыл на коне   Урал-батыр,    поднялись горы.   Вот эти   Уральские   горы — первая  дорога   Урал-батыра.   

Когда   поднялись [из воды] горы, страна водяного падишаха разделилась надвое. Там, где Урал-батыр убивал дивов, поднимались скалы. Чем меньше оставалось воды, тем меньше становилось войско водяного падишаха, чем больше погибало дивов, тем больше становилось суши. Потом пристанищем водяного падишаха стали лишь мелкие озера и лужи. Лишившись сил, водяной падишах поселился в этом самом озере Шульген. Озеро Шульген питают подземные воды, и его не смогли осушить. Там и остался жить падишах. Эти горы, называемые теперь Уралом, были первой дорогой, по которой Урал-батыр с сыновьями шел на битву.

Я была женой Урал-батыра. Зовут меня Хумай. Когда мой муж с сыновьями ушел воевать, я с невестками: осталась в своей стране. Сыновья вернулись и увезли своих жен. Я же осталась, решив, что поеду за ними позже. Но [снова] явились мои сыновья, чтобы выследить падишаха Шульгена. Он все еще не перестал враждовать с моим мужем. Муж посоветовался с сыновьями, и они решили выпить всю воду из этого озера: оно обмелеет, и падишаху Шульгену будет некуда деться. Когда [Урал] начал пить, падишах Шульген узнал об этом и повелел своим войскам войти к нему внутрь. Они погубили его, растерзав ему сердце.

Перед смертью муж сказал сыновьям: «Не пейте воду [из озера], где осталось войско падишаха Шульгена. Найдите себе воду в другом месте». Сыновья рассекли землю, открыли реки, и образовались четыре нынешние реки: Идель, Яик, Хакмар, Нугуш.

—    Почему ты стала птицей? — спросил Хаубен.

 

79. Хумай   ответила:

—    Когда мы отправляемся в дальний путь, все оборачиваемся птицами. И невестки мои тоже. А когда все долетают до места, мужья целуют своих жен, и они снова обретают свой прежний облик. А пока я летела, мой муж умер, и поэтому я не смогла   вернуть свой облик. Все [мои сыновья] нажили себе детей и умерли в старости. Акбузат, на котором ты сидишь, был конем моего мужа Урала. После его смерти коня похитил Шульген. Один из сыновей Иделя, чтобы вернуть Акбузата, пошел войной против Шульгена. Явившись в царство Шульгена, он влюбился в его дочь. Узнав об этом, падишах попросил сына Иделя стать у него везиром и жить во дворце. Егет, чтобы овладеть дочерью падишаха, стал везиром во дворце. Но падишах не выдал свою дочь за него, а в насмешку назвал его Кахкахой. После этого Кахкаха стал похищать на Урале самых славных девушек, украл он и моих детей.

От других сыновей Иделя остались семь батыров, а от того сына, которого прозвали Кахкахой, остался Масем. Масем стал ханом — притеснителем людей. Семеро батыров не смирились с тем, что Масем [силой] захватил ханство, и пошли на него войной. Однажды Масем-хан сказал семерым батырам: «Давайте помиримся» — и позвал их в гости. Когда они пришли, он опоил их, связал по рукам и ногам и продал заморскому падишаху. Ты, оказывается, едешь сейчас за [теми батырами].   Мне   рассказали об этом мои дочери, которые принесли радостную весть. Я тебя доставлю туда быстрее твоего коня. Если со мной отправишься, ты их сможешь без боя похитить. Только вот что: есть у меня один большой недостаток — чтобы слетать туда, мне прокормиться собственного мяса не хватит. Придется тебе скормить мне мясо и со своего бедра, и с бедер тех [батыров]. Когда вернешься сюда, тебе нужно будет лечить эти раны, смазав их пеной изо рта своего коня. Если же поскачешь верхом на коне, придется отвоевывать [их] в бою. Битва будет большая. И все же ты победишь, вызволишь своих   батыров.

Хаубен, внимательно выслушав птицу, надолго задумался. Потом сказал  птице:

— Ступай, возвращайся к своим детям. Хоть вы и птицы, ни тебя, ни твоих птенцов никто не посмеет подстрелить. Будете жить счастливо, — сказал так и  поехал своей дорогой.

 

80. Ехал-ехал Хаубен и добрался до страны водяного падишаха. Там он начал биться со стражниками [подводного царства]. Истребив их, Хаубен подошел к дворцу. Убежавший падишах, собрав войско со [всей] страны, стал сражаться с [Хаубеном], но не мог одолеть его. Воины падишаха падали от одного ветра, поднятого Акбузатом. Хаубен сам схватил падишаха и его биев и убил их. Люди, увидев силу Хаубена и то, какую бурю поднял Акбузат, подивились. Все побросали оружие, говорят.

Хаубен победил всех и увез с собой семерых батыров. Вернувшись, он собрал весь народ, устроил большой туй с состязаниями батыров всей страны. Когда семь батыров победили всех богатырей, собравшихся на праздник, Хаубен поставил их во главе семи родов, говорят. Потом он запретил стрелять лебедей — потомков птицы Хумай. На празднике разрешил Айхылу — дочери Масема — выбрать себе жениха. Айхылу выбрала Кыпсак-батыра. Послав батыров во все концы страны, и поставив каждого во главе какого-нибудь рода, сам [Хаубен] отправился к озеру Шульген и, отпустив Акбузата, вызвал Наркас. Наркас не стала противиться, вышла [из озера], говорят. Увидев Наркас, Хаубен сказал ей:

 

81. — Когда я скитался сиротой, Первую тебя  повстречал. Дала ты мне верный совет, Дорогой  подарок  дала — Приняв   твоего  Акбузата, Я   освободил  свою  страну И счастье обрел. Теперь к тебе я пришел, Чтобы твое  желание  узнать, Слово   выслушать   твое, Понять, что у тебя на душе.

 

82. Наркас долго не знала, что и сказать. Потом стала говорить:

 

— Хоть и девушка я, но матерью

Смелой, как мужчина, рождена.

На всей Уральской земле.

Многих батыров повидала я.

Яика, деда твоего,

В единоборстве одолела я,

Хоть с виду юной кажусь,

Поскольку я [водяного] падишаха дочь,

Не ступала по земле,

Не ела пищи земной,

Поэтому нескончаем мой век,

Старость меня не берёт.

Молодость сохранилась моя,

Не ушла моя красота.

Открою лицо — солнце твоё,

Устыдившись, за тучи уйдёт.

Если кто из людей захочет

Силой помериться со мной,

Только открою ему [своё] лицо, —

Лучами моими ослеплён,

Предо мной упадёт, опозорится он.

С тобой я не стала воевать —

У меня к этому не лежала душа.

Как только увидела тебя,

Всем сердцем полюбила,

Но не посмела сказать —

Последней [встречи] я ждала;

Если меня равной сочтёшь,

Подчинюсь я воле твоей,

С тобой на Урале вдвоём

Будем жить-поживать.

 

Сказала так [Наркас] и, открыв лицо, улыбнулась Хаубену, говорят. Тут Хаубен, увидев красоту Наркас, подивился, говорят. Когда Хаубен согласился взять её, Наркас повелела всем стадам своего отца выйти из озера. И вот из озера вышли, говорят, табуны саврасых коней, покрывая всю землю. Хаубен раздал их беднякам, не имевшим лошадей. Сам же сел на Акбузата вместе с Наркас, и отправились [они] в страну Хаубена, говорят.

 

 

Примечания

 

[1] Слово Hi’z’ma означает “кремнёвка, лук, ружьё”.

[2] Буквально “у белого”. Здесь слово aq – “белый” — употребляется в значении “хороший”, “лучший”, “справедливый”.

[3] Признак крепости, здоровья коня.

[4] Буз и Акбуз – усечённая форма имени Акбузат, данного коню за его светлую масть (буквально “светло-серый”).

[5] Буквально “Тело его создано из земли”.

[6] Буквально «Заплачешь, глотая огонь».

[7] Буквально «Раз моя клятва была большой».

[8] Буквально «Пусть расправит крылья на Урале».

[9] Буквально «Оно привязано к моему сердцу».

[10] Буквально «Дающий пищу своим тридцати зубам».

[11] Буквально «Пусть ветер не заберется тебе за пазуху».

[12] То есть время близилось к полудню.

 

См. Башкирский народный эпос. Москва, Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 1977, С. 317-473.

 

Герои мифов Евразии. Витязи и Урал | Поэзия народного духа | Урал-батыр

Акбузат | Бабсак и Кусэк|  Другие эпические сказания башкир

Словарь | Публицистика

 


© 1999-2024 SUYUN Все права защищены.


Яндекс.Метрика

Язык сайта

Мы в соцсетях